— Мы говорим о будущем, Стефан, — вмешался Робин. — В конце концов, король Генрих нарушил клятву, выдав твою кузину за анжуйца. Он первым подал дурной пример. Когда он умрет, что помешает другим взять решение государственных вопросов в свои руки?
— Пока все идет к тому, что нами будет править женщина с мужем-иноземцем и без сына, — добавил Уолерен. — Представьте себе, что будет, если король умрет завтра, через неделю или, к примеру, через месяц?
— В этом-то вся проблема, — вздохнул Робин. — У Мод было двое мужей, но она так и не обзавелась ребенком!
— А ты что скажешь, Стефан? — настаивал Уолерен. — Неужели ты считаешь, что великое наследие Завоевателя должно попасть в руки бесплодной королевы?
Близнецы выжидающе взглянули на Стефана, но тот по-прежнему молчал. Подобные разговоры граничили с изменой, но он не собирался упрекать их в этом. Считая неразумным выдавать свои тайные мысли, Стефан, однако, не намеревался возражать братьям, поэтому не ответил им ни слова. Ведь совсем недавно между ним и Анри состоялся очень похожий разговор.
Епископ полагал, что долгие годы абсолютной власти сделали их дядю чересчур благодушным и что он заблуждался, считая, будто его дочь сможет управлять королевством. Но Стефан не собирался повторять эти соображения близнецам.
По поводу возвращения Мод в Англию у него возникли двойственные чувства. Вначале, когда кузина отправилась в Анжу, Стефан сильно тосковал по ней — даже больше, чем мог себе представить. Он привык легко добиваться желаемого, привык к удовольствиям и понимал, что вовсе без женщин ему не обойтись; хотя никогда не мог даже вообразить, что не сможет обойтись именно без какой-либо конкретной женщины. Мод пленила его сердце, а этого до сих пор не удавалось никому.
И все же за три года разлуки с кузиной влечение к ней несколько поубавилось — надежда на корону перевесила все. У Анри появились друзья в Риме, и было несомненно, что курия не в восторге от женщины на троне. Когда придет время, многие встанут на их сторону, как сейчас — близнецы де Бомон.
По правде говоря, мысль о возвращении Мод встревожила Стефана. Он не хотел опять подчиниться мечтам о невозможном, не хотел, чтобы спокойное течение его жизни снова нарушилось, и прекрасно понимал, что должен безжалостно стереть из памяти все воспоминания об их последнем свидании в покоях королевы. Для его душевного спокойствия было бы куда лучше, если бы Мод по-прежнему оставалась в Нормандии или вообще вернулась в Анжу.
По лесу разнесся раскатистый звук охотничьего рога. Три человека почти одновременно подняли головы, словно гончие, почуявшие запах добычи.
— Это Роберт! — воскликнул Стефан. — Должно быть, он поднял кабана.
Стефан взял в руки отделанный золотом рог из слоновой кости, который висел у него на шее на кожаной ленте, и извлек из него три чистые ноты.
Джервас потянулся к двум набитым сумкам, притороченным к седлу, и предоставил на выбор хозяина несколько видов оружия: лук и колчан заново оперенных стрел из березы, датский топор и охотничье копье. Стефан сразу же выбрал копье.
— Ты больше ничего не собираешься взять? — спросил Уолерен, принимая из рук своего оруженосца копье и датский топор.
— Мне больше ничего не нужно.
— А я возьму лук. — Робин мощными руками согнул тетиву, испытывая гибкость оружия.
Снова раздался звук рога, на сей раз ближе. Услышав сигнал, гончие залились лаем, с нетерпением стремясь к добыче.
— Где мои гончие? — напряженным от возбуждения голосом крикнул Стефан.
Джервас подвел к хозяину трех его любимых псов, неизменно сопровождавших Стефана в охоте на кабанов. Когда собаки залаяли, Стефан наклонился и потрепал их за ушами. Собаки скалили острые зубы и высовывали длинные розовые языки.
— Доброй охоты! — крикнул Стефан близнецам.
Джервас спустил собак с поводков.
Гончие принялись продираться сквозь кустарник, и Стефан направился следом, выбросив из головы все мысли о кузине и сосредоточившись на предстоящем развлечении.
Где-то позади он слышал треск подлеска под копытами коней близнецов де Бомон. Следом за ними пробирались загонщики и лающая свора гончих. Слева опять послышался звук рога Роберта. Стефан в ответ дунул в свой рожок и натянул поводья. Собаки на мгновение замерли, принюхиваясь к следам кабана. Немного покружив на месте, охотники вскоре обнаружили яму, вырытую кабаном в поисках пищи. Затем гончие снова рванулись вперед, и Стефан двинулся следом.
Он все глубже забирался в лес, и лай собак становился глуше и глуше. Обернувшись, он уже не увидел позади близнецов, не было слышно и их лошадей. Откуда-то издали донесся слабый отзвук рога. Стефан обнаружил, что он намного обогнал других охотников и, если не считать собак, остался в одиночестве. Где-то впереди собаки залились бешеным лаем, и Стефан, пришпорив свою кобылу, направился туда. Через несколько секунд он наткнулся на логово кабана. Кабан стоял у ручья, возле узкого прохода между двумя поваленными деревьями, весь напрягшись, прижав уши, широко расставив ноги; его глаза, налитые кровью, неотрывно смотрели на собак, выглядевших игрушечными по сравнению с огромным черным зверем. Одна собака по глупой смелости кинулась на него. Кабан ухватил ее огромными клыками и швырнул на землю со сломанной шеей. Прежде чем Стефан успел спешиться, зверь сорвался с места, ринулся сквозь густой кустарник и пропал из виду.
Рассерженный нелепой гибелью собаки, Стефан без устали преследовал добычу, время от времени дуя в рожок и прислушиваясь к отдаленному эху. Уже ближе к вечеру собаки наконец загнали кабана к заливу лесного ручья. Зверь, захрипев, оскалил зубы и стал надвигаться на гончих. Стефан спрыгнул с лошади, бесшумно ступив на покрытую мхом землю.