Он встретился с ней глазами, и Мод, повинуясь непреодолимой тяге, снова оказалась на нижней ступени лестницы, совсем рядом со Стефаном.
— Я подготовил превосходную оправдательную речь, — доверчиво произнес он, разведя руками, — но когда увидел вас, все слова вылетели у меня из головы.
— Оправдательную речь? — Мод коснулась его руки.
— В канун Рождества я воспринял речь его величества без должного внимания. Мне следовало поздравить вас с тем, что король оказал вам такую великую честь, но, по правде сказать, тогда я был совершенно вне себя. Вам ведь известно, как сильно я стремился к короне. Вы простите мою неучтивость? — Он крепко сжал ее руки.
— О нет, это я должна просить у вас прощения: ведь мне без труда досталось то, к чему вы так стремились.
Стефан был совершенно открыт и искренен, и все страхи Мод быстро испарились — он не переменил свое отношение к ней. Но все же, если вспомнить застывшее лицо кузена и его сверкающие гневом глаза в канун Рождества, не слишком ли беспечны его нынешние слова?
— Я даже представить себе не могла, что у отца на уме, — продолжала она. — Прошу вас, поверьте, для меня это было такой же неожиданностью, как и для вас. — Она умолкла и проглотила комок, застрявший в горле. — Я понимаю, что вы чувствовали в тот момент, когда все ваши надежды рассыпались в прах, и не вправе осуждать вас, но лишь надеюсь, что этот случай не помешает нашей дружбе.
Что-то мимолетное сверкнуло в глубине глаз Стефана.
— Ничто не в силах помешать нашей дружбе, кузина. Не думайте об этом. Я намерен преданно служить вам как своей королеве. — Глаза его забегали. — Это не составит большого труда.
Довольная, но все еще слегка обеспокоенная, Мод благодарно улыбнулась. Она хотела расспросить его о столкновении с Робертом во время церемонии, но потом решила повременить с этим. Здесь все было не так просто: что-то неуловимо переменилось в настроении Стефана, что-то он утаивал от нее; в его характере проявились какие-то новые черты, пробуждавшие в ее душе смутное недоверие. Между ними повисла тончайшая паутина недосказанности, настолько легкая, что при малейшей попытке схватить ее она ускользала без следа.
Но когда Стефан глядел на нее так, как сейчас, когда он сжимал ее пальцы, Мод готова была растаять от наслаждения; и сомнения ее тоже растаяли, словно восковая свеча от пламени.
— Мне надо идти к отцу, — прошептала она, высвобождая руки.
Стефан отступил на шаг.
— Быть может, мы снова увидимся за ужином?
Мод кивнула и двинулась вверх по узкой лестнице в комнату короля.
Войдя в комнату, она сразу же поняла, что здесь что-то произошло. Рядом с королем стояли епископ Солсбери и один из придворных лекарей. Лицо отца было бледным, жесты — резкими.
— Сир, умоляю вас, примите настойку из вина, смешанного с маковым соком, — настаивал седобородый лекарь.
— Не хочу, чтобы моя голова затуманилась на весь день. Убирайся и оставь меня в покое.
— Что случилось? — встревоженно спросила Мод.
— Король расстроен. Он получил дурные вести из Анжу, миледи. Необходимо кровопускание…
— Хватит болтать! Убирайся! — Охваченный внезапной яростью, король вырвал кубок из руки лекаря и выплеснул содержимое на сухой тростник, покрывавший пол комнаты. — Послушать этих плакальщиков, так я уже давно должен лежать в гробу! Вон, вон отсюда, убирайтесь оба! — Он швырнул кубок под ноги лекарю.
Лекарь, закудахтав, как старая курица, поспешно удалился; за ним последовал епископ Роджер.
— Ох, силы небесные, ну просто старые бабы! — ярился король.
— О каких дурных вестях он говорил, сир? — осмелилась спросить Мод. — Неужели между вами и графом Фальком Анжуйским возникли какие-то сложности?
Король несколько секунд молча смотрел на дочь, а потом принялся пощипывать себя за бороду.
— Старые сложности. Ничего нового. — Он глубоко вздохнул. — Нормандия не в ладах с Анжу уже больше века. Но после смерти твоего брата Вильгельма все еще больше запуталось.
Мод не стала напоминать королю, что не стоит удивляться напряженным отношениям между Анжу и Нормандией. Она помнила, что император рассказывал ей, как после смерти Вильгельма король Генрих отправил тринадцатилетнюю вдову сына обратно в Анжу, оставив при себе ее весьма внушительное приданое. Когда граф Фальк, ее отец, потребовал вернуть приданое, Генрих начал тянуть с решением этого вопроса, предлагая одно извинение за другим. Когда для всех стало очевидно, что король не собирается ничего возвращать, граф Анжу поклялся отомстить за нанесенное ему оскорбление.
Король подошел к дубовому столу и склонился над пергаментной картой Европы.
— Анжуйский кризис обострился куда быстрее, чем я рассчитывал. Необходимо, чтобы ты полностью отдавала себе отчет в смысле происходящего, поскольку мне потребуется твоя помощь.
Заинтригованная, Мод подошла к нему и тоже наклонилась над картой.
— Я сделаю все, что в моих силах, сир.
Король указал пальцем на большую черную точку.
— К югу отсюда находится Анжу, к западу — Франция, к северу — Нормандия, а посредине — Вексин. Людовик Французский уже давно положил глаз на Нормандию. По сути дела, дом Капетов зарится на наше герцогство еще со времен первых герцогов Нормандских.
— Я знакома с историей Нормандии и Франции, — сказала Мод.
— Тогда ты должна понимать, какая сложилась ситуация. Вильгельм Клито, сын моего брата Роберта, еще был грудным младенцем, когда я захватил герцогство. Когда этот младенец подрос, он возомнил себя истинным герцогом Нормандским и стал причиной постоянных волнений в моих землях. Находясь между двумя этими враждебными силами, Францией и моим племянником, Нормандия вынуждена терпеть постоянные угрозы.