— Ты ведешь себя как сумасшедшая. За всю свою жизнь я не видел такой дикой настойчивости… — Король внезапно умолк и стал медленно подниматься на ноги. Брови его сошлись над переносицей, глаза гневно потемнели, выдерживая долгий взгляд дочери. Он так угрожающе вскинул руку, что Мод в страхе отпрянула назад. — Ты опозорила наш дом? — прохрипел Генрих и стал похож на черного ворона, который сейчас набросится на нее. — Боже всемогущий, мадам, вы осмелились опозорить наш дом?
— Нет, сир, — закричала Мод, крестясь. — Нет! Я клянусь в этом!
Отец глядел на нее с гневом и недоверием. Шагнув вперед, он схватился за рукоять меча. На какое-то мгновение Мод увидела перед собой глаза убийцы. Затем, взяв себя в руки, Генрих отступил назад, опустил трясущиеся руки и опять сел. Дотянувшись до кружки с пряным вином, стоящей на столе, он проглотил ее содержимое одним глотком.
— Я клянусь в этом, сир, — повторила Мод. — Я не навлекла позора на наш дом.
Король ничего не ответил, глаза его ничего не выражали. «Делать нечего, — подумала она в отчаянии, — придется рассказать ему всю правду».
— Сир… позвольте мне объяснить…
Король почти вспрыгнул на ноги — она изумилась, как отец еще мог так быстро двигаться — и предупреждающе поднял обе руки.
— Я не хочу больше ничего слышать. Объяснять здесь нечего, — жестко заключил он. — Ты убедилась в своей ошибке, и долг побуждает тебя вернуться к мужу. Этого достаточно. — Генрих помолчал, тяжело дыша. — При данных обстоятельствах я не вижу необходимости задерживать тебя. Завтра утром ты должна быть готова к отъезду.
Сердце Мод забилось от облегчения. «Благодарю тебя, Пресвятая Мать, благодарю тебя, — молилась она. — Он позволяет мне ехать».
— Ты должна выехать на рассвете, и никому не говори о своих планах. — Король Генрих пристально взглянул на Мод. — Никому.
Мод почувствовала, как к лицу приливает кровь.
— Но совет…
— Предоставь совет мне. — Держа дочь за руку, он подвел ее к двери. — Возьми с собой только самое необходимое. Остальное можно будет прислать позже. Олдит, конечно, должна ехать с тобой, и еще несколько самых преданных фрейлин и эскорт. Я сейчас же пошлю гонца в Анжу, так что Жоффруа будет ждать твоего приезда. Все должно произойти естественно и должным образом.
Генрих остановился перед дубовой дверью комнаты.
— Ты хорошо все обдумала, дочь? Это будет нелегко, и здесь не должно быть… ошибок.
— Я знаю, — ответила Мод. Ее голос звучал ровно. — Я готова к этому.
Их глаза встретились. Король Генрих задумчиво потер щетинистый подбородок и открыл дубовую дверь.
— Что ж, иногда Господь ведет нас неисповедимыми путями. В конце концов, мы все в его руках.
Не прошло и суток, как в серый предрассветный час Мод стояла во дворе, дрожа от холода. Густой туман, окутывавший пустынный двор, почти скрывал нагруженных вьючных лошадей, вооруженную охрану и паланкин для Олдит и трех фрейлин. Рядом с Мод стояла уже оседланная белая лошадь, а впереди — тяжеловооруженный всадник в одежде геральдических цветов герцога.
Осторожно оглядевшись, Мод убедилась, что, к счастью, разглядеть почти ничего нельзя: клубы густого тумана, поднимающиеся от пролива, затрудняли видимость.
— Вы поедете на рыночную площадь, к лавке, где торгуют шелками, сразу же после сексты, — сказала она всаднику, — и отдадите это письмо в руки Джервасу, оруженосцу графа Мортэйна. Только ему. — Мод протянула свернутый пергамент, запечатанный красным воском. — Вы поняли? Никому, кроме Джерваса.
Всадник засунул пергамент под кольчугу.
— Да, миледи. Никому, кроме Джерваса. Я все понял.
Мод втиснула ему в руку несколько монет, отошла назад и смотрела вслед до тех пор, пока он не скрылся в тумане.
Как она мучилась, раздумывая, посылать ли Стефану письмо! Сердце Мод разрывалось от боли из-за того, что приходится так внезапно покидать его, но ей следовало быть сейчас очень осторожной; нельзя бросать на себя ни малейшей тени подозрений. И все же она не могла заставить себя уехать от Стефана без объяснений. Ее неожиданный отъезд будет для него ударом, и подготовить его к этому нет никакой возможности. В письме же все можно разъяснить.
Она написала, что король внезапно приказал ей вернуться в Анжу, не поставив в известность совет, который он надеялся убедить в мудрости своего решения уже после ее отъезда. Мод подчеркивала, что у нее не было выбора, и отец требовал абсолютной секретности. Она умоляла кузена никогда не забывать ее последние слова.
Мод рассудила, что если это письмо прочтет кто-нибудь еще, она не будет скомпрометирована. А Стефан все поймет.
Убитая горем, с каменной тяжестью в груди, она позволила груму помочь ей сесть на лошадь.
— Подожди!
Мод подняла глаза и, пораженная, увидела, как всего в нескольких футах от нее из тумана выходит отец. Она не разглядела его раньше из-за мглы и навьюченных лошадей. «Давно ли он здесь?» — беспокойно подумала Мод, надеясь, что король не видел, как она говорила со всадником.
— Я не ожидала увидеть вас, сир, — сказала она. Ведь они уже попрощались прошлой ночью.
— Не сомневаюсь, — загадочно улыбнулся Генрих. — Но, к счастью, я здесь. Ехать верхом для тебя слишком рискованно. Анжу находится в шести днях езды отсюда. Лошадь может потерять подкову, что-нибудь напугает ее, — не приведи Господь, — произойдет несчастный случай. Все может быть. — Он помог Мод слезть с лошади и повел ее к паланкину. — Ты должна больше заботиться о ней, — напомнил он Олдит, которая, внезапно онемев, кивнула в знак согласия.