Роковая корона - Страница 86

Он вернулся в спальню и сразу же провалился в тяжелый сон. На следующее утро проснулся в дурном расположении духа. Желание требовало удовлетворения. Не в состоянии решиться на что-либо, Стефан кое-как ухитрился прожить день. Надеясь отвлечься от мыслей о кузине, он провел любовную ночь со своей покорной и смиренной женой, но это совсем не утешило его, и ночные труды привели лишь к тому, что его страсть усилилась еще больше.

В последующие несколько дней разум Стефана продолжал бороться с желанием. Когда они виделись с Мод во время обеда или в присутствии ее отца, их так неудержимо влекло друг к другу, что Стефан был уверен: все это замечают. Но он не мог совладать с собой. Если бы Анри был здесь! Сила трезвой логики брата могла бы остудить пыл Стефана. Однако епископ Винчестера был занят своей новой епархией и не уделял внимания двору. Стефан остался совсем один, и только присутствие Матильды удерживало его от того, чтобы не совершить, как подсказывал ему инстинкт, непоправимую глупость. В любом случае ему негде было уединиться с кузиной в этом замке. Изо дня в день они с Мод всегда были окружены людьми.

* * *

Через неделю празднества были закончены. Матильда с детьми покинула Виндзор вместе с Эмикой, женой Роберта Лестерского. Их отъезд последовал после отбытия короля Генриха и королевы Аликс. Мод, казалось, не спешила вернуться в Лондон, и Стефан обнаружил, что ищет предлога, чтобы тоже остаться. Брайан и Роберт уехали в свои поместья, а Уолерен Мулэн вернулся в Нормандию. Робин Лестерский пока не спешил.

Остальные бароны тоже разъехались, и замок почти опустел. Сейчас в нем находились лишь кастелян, повар и несколько слуг, чтобы обслуживать оставшихся гостей.

На следующее утро, после того как почти все разъехались, Стефан, от бездействия не находящий себе места, решил отправиться на соколиную охоту. Он позвал Джерваса и, тщетно поискав Робина, спустился вниз к соколиным клеткам. Поразмышляв, Стефан остановил свой выбор на белом исландском сапсане, таком же, какой был у него в Тауэре. На голову птицы был надет старый кожаный колпачок, украшенный яркими перьями и потускневшими золотыми нитями, а на привязанных к ногам колокольчиках из почерневшего серебра была вырезана эмблема деда Стефана — нормандского герцога Вильгельма.

Когда Стефан с Джервасом выехали через подъемный мост на широкую дорогу, ведущую к реке, колокола зазвонили к терции. За Стефаном, на запястье которого сидел сокол, шел сокольничий с двумя гончими на поводке — кобелем, высматривающим добычу, и сукой, идущей по следу. Они прошли по протоптанной тропинке вдоль берега Темзы и свернули в сторону. Вскоре замок пропал из виду. Охотники очутились на большом лугу, за которым был темный лес. Спущенные с поводков собаки тут же исчезли в зеленых волнах травы. Через несколько мгновений стая куропаток с пронзительным криком взлетела вверх. Стефан снял колпачок с головы сокола и подбросил птицу вверх. Она высоко взмыла в синее небо, зависла над одной из куропаток и стремительной белой молнией ринулась вниз, вонзив когти в свою жертву. Взмахи крыльев сраженной куропатки становились все медленнее, и ее занесло вместе с соколом в сторону леса на краю луга.

— Черт возьми! — воскликнул Стефан, оглянувшись на оруженосца. — Теперь придется идти за ним в лес. Жди здесь: вдруг он прилетит назад. Я возьму собак.

Джервас остался ожидать на лугу, а Стефан подъехал к краю леса, спешился и исчез за деревьями. Пройдя несколько шагов, он увидел старую протоптанную тропинку, заросшую ежевикой. Собаки вырвались вперед и исчезли из виду. Пробираясь через густые заросли, Стефан внезапно очутился на просеке. Посреди нее, возле маленькой хижины из грубо отесанных бревен, сидел сокол, прижимая добычу к земле; белая голова его была перепачкана кровью. Собак нигде не было видно. Стефан ласково окликнул птицу, вынул мертвого голубя из сумки, висящей у пояса, и бросил его на землю. Оставив куропатку, сокол кинулся за вознаграждением.

Стефан с любопытством подошел к хижине, напоминающей охотничий домик, видавший лучшие дни. Внезапно он замер: из-за приоткрытой двери послышался стон. Стараясь не шуметь, Стефан осторожно подкрался к двери, вытащил из-за пояса нож, поднял его и заглянул внутрь. От того, что он увидел, у него перехватило дух: на широкой постели с выцветшим голубым покрывалом лежал совершенно обнаженный Роберт Лестерский, лаская стройного юношу, которого Стефан, как он смутно припоминал, видел в замке. «Один из пажей или чей-то оруженосец», — подумал он. Мальчик стонал, извиваясь от наслаждения.

У Стефана скрипнул сапог, и он поспешно отступил назад, но Роберт резко повернул голову. На мгновение их глаза встретились. Не желая больше ничего видеть, Стефан вложил нож в ножны и закрыл дверь. Обе собаки уже с лаем прыгали перед хижиной, виляя хвостами. Кобель подбежал к мертвой куропатке, поднял ее и осторожно понес в красной пасти. Стефан позвал сокола, надел на него колпачок и пошел обратно в лес, сопровождаемый собаками.

Он был поражен увиденным и теперь понятия не имел, что ему делать. Всем было известно, что некоторые мужчины наслаждаются любовью с другими мужчинами так же, как с женщинами. Стефан действительно слышал, что во время крестового похода в Святую землю содомский грех был не так уж редок, несмотря на осуждение Святой церкви. Но то, что одним из этих мужчин мог быть его близкий друг, граф Лестерский, принадлежащий к могущественному дому Мулэнов, одному из стариннейших и величественнейших родов Нормандии, — несомненно, такое не может быть оставлено без внимания.