Мод казалось, что голос отца звучит откуда-то издалека, она почти не улавливала смысла его слов. Наверное, все это ей снится. Сейчас она проснется, и все будет по-прежнему. Где-то в глубине души закипала страшная ярость, и Мод была готова взорваться.
Меньше часа тому назад она так радовалась, что ей удалось завоевать уважение и внимание отца. И вот оказывается, что он просто играл с ней, всего лишь делал вид, что обращается с дочерью как с полноправной личностью. На деле же король сплетал вокруг нее хитроумную сеть волшебной софистики, призванную покорить ее любому его пожеланию. Она уже почти поверила ему, и что же? Отец снова предал ее.
Король плеснул немного вина из кожаной бутыли, стоявшей на столе, в оловянный кубок.
— Вижу, что для тебя это оказалось большим потрясением, но я знаю, что ты способна понять, как важен этот брак для будущего Нормандии — иными словами, для нашего будущего.
Мод выпила вино залпом, не ощутив вкуса, но обрадовавшись разлившемуся по жилам теплу. Отец стоял рядом и смотрел на нее участливо и ласково; суровые черты его лица смягчились.
Он осторожно положил руку ей на плечо.
— Дочь моя…
Мод сбросила его руку с плеча, словно обжегшись.
— Я была императрицей, — произнесла она. — Я буду королевой. Как вы можете выдавать меня замуж за простого графа? Это неслыханно!
— Я так и знал, что ты именно так отреагируешь на мое предложение. Однако ты согласилась со мной, что графство Анжу — ценнейший союзник.
— Да, но…
— Хорошо. Значит, ты мне поможешь.
— Я помогу вам найти другое решение.
— Другого решения быть не может, — возразил Генрих. — Цена союза с Фальком — твоя свадьба с его сыном.
— Я не могу выйти замуж за низкородного графа! — воскликнула Мод, чувствуя, что, несмотря на обуявший ее поначалу ужас, постепенно уступает доводам короля.
— Сколько тебе известно холостых королей или императоров, а?
— Ну, я не…
— Так, значит, ты об этом не думала, верно?
Мод умолкла. Отец был совершенно прав: брак с Жоффруа обеспечит безопасность Нормандии и принесет ей, королеве Англии, множество политических выгод. И все же душа ее протестовала из последних сил против неравного брака с нелюбимым и даже незнакомым ей человеком.
— Жоффруа не всегда будет четырнадцать лет, дочь моя, — произнес король, уловив одну из причин упорства Мод. — Не забывай, что, когда тебе исполнится двадцать девять лет, ему будет всего лишь двадцать. Прекрасный возраст, чтобы ублажить стареющую женщину и наполнить ее чрево желанными сыновьями! — Король хитро подмигнул.
Мод внезапно вспомнила тринадцатилетнего сына своего дяди Давида Шотландского, который явился вместе с отцом на церемонию присяги: нескладный, похожий на жеребенка мальчик, неуклюжий и неуверенный в себе, с прыщавым лицом и пушком на подбородке, словно у новорожденного цыпленка. Юный Жоффруа, вне всяких сомнений, окажется точно таким же, что бы там ни говорил отец.
И тут же на нее нахлынуло другое воспоминание: губы Стефана, прижатые к ее губам, огонь желания в его глазах, тепло его улыбки, дрожь напрягшихся мускулов. Каждая клеточка ее тела тосковала по объятиям кузена, и сейчас принцессе Мод было безразлично, желает он ее или нет. Сердце стонало от боли при одной мысли о том, что неопытный юнец, вроде этого Жоффруа, коснется хотя бы волоска на ее голове.
— Что касается титула Жоффруа, — продолжал король, — то, вероятно, в течение нескольких лет тебе придется побыть графиней. Но это продлится недолго, мадам, совсем недолго. — Король возвел очи горе. — Клянусь Господом, я уже немолод и не так-то силен. По правде сказать, мои лекари говорят, что я протяну еще годик-другой, не больше.
Мод подозрительно уставилась на отца. Ей было известно, что здоровье его оставляет желать лучшего, но ведь сейчас он может сказать все что угодно, лишь бы добиться от нее согласия.
— Это правда, — со вздохом произнес он. — Скоро ты станешь королевой, а Жоффруа — королем. Какая разница тебе будет тогда, что когда-то он был графом? Никакой разницы. — Король опустился на скамью рядом с дочерью. — А пока что Анжу и Нормандию свяжут брачные узы, а Мод и Жоффруа постараются извлечь из этого как можно больше пользы. Вот так и создаются империи. Всем нам приходится идти на жертвы.
— Всем нам? Мне показалось, что на жертвы иду я, а не вы, — возразила Мод. — Как тогда, когда мне было девять лет. Тогда у меня едва ли был выбор. А сейчас — есть!
Лицо короля покраснело.
— У вас нет выбора, мадам, не обольщайтесь! Вы, как и я, как и все государи, должны вступать в брак в соответствии с государственной необходимостью. Мы не принадлежим себе. Личные предпочтения и выбор — не для нас! — Тон его внезапно стал доверительным. — Жоффруа придется проводить много времени в Анжу и присматривать за Нормандией. В Англии он будет появляться совсем редко. А после того, как ты подаришь стране сыновей, сможешь жить так, как тебе вздумается, понимаешь?
Мод не в силах была ответить. Все ее существо протестовало против того, что она снова лишилась возможности выбирать.
— И, как будущая королева, ты должна понимать, в чем заключаются твои обязанности, — произнес король, спеша использовать выигранное преимущество. — Личные нужды должны уступать общественному благу. Достойный правитель должен служить нуждам государства.
Мод оцепенела. Долг. Жертва. Император все время повторял ей те же слова. Она внезапно поняла, что всю свою жизнь только и делала, что служила нуждам государства; с девятилетнего возраста была мученицей, исполняющей долг и приносящей жертвы. Само собой, Мод хотела стать королевой, но, вспоминая Стефана, она теперь полностью осознала, что это значит: ее желания никогда не смогут осуществиться; к личному счастью дорога закрыта навсегда. Но ведь должен быть какой-то способ избежать ловушки!