— Не надо мне доверяться, я не могу ничего обещать. — Зеленые глаза Стефана странно блеснули. — Знай, что если ты сообщишь мне о том, что может быть полезно моему делу, я без колебаний воспользуюсь твоей тайной. Мне будет больно причинить тебе вред, но все же я ею воспользуюсь. — Он осенил себя крестным знамением. — Да простит меня Господь, но такова уж моя природа.
— Да, — медленно произнесла Мод, сознавая, что он говорит правду, и принимая ее. — Теперь я это знаю. — Она снова села на стул. — Я прошу у тебя не обещаний, Стефан, а только понимания.
— Что же это за могущественная тайна, которая может стать оружием в моих руках?
Мод твердо взглянула ему в глаза.
— Ты хочешь, чтобы твой сын стал наследником трона. Подпиши договор, и твой сын станет королем после твоей смерти. Он будет править куда лучше, чем ты, и даже лучше, чем смогла бы править я… если бы получила такую возможность. Твой сын, Стефан… и мой.
Озадаченное выражение лица Стефана постепенно уступало место недоверию — по мере того как он вдумывался в откровение Мод.
— Ты хочешь сказать, что Генрих — мой сын? — выдохнул он. — Нет, это невозможно! Ты хитришь, чтобы заставить меня подписать договор, который возведет Генриха на трон. — В глазах его сверкнула враждебность. — Я и представить себе не мог, что ты способна на такую явную ложь! — Стефан вскочил на ноги так резко, что опрокинул стул. — Если эта невероятная история правдива, то как ты могла столько лет таить ее от меня? Нет, нет, это чересчур! Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы проглотить такую откровенную выдумку?
Мод тоже поднялась, сердце ее бешено колотилось. Она пыталась предвидеть реакцию Стефана на ее слова, но ей и в голову не приходило, что он может усомниться в них. Как же его убедить?
— Послушай меня, — проговорила она, сжимая его руки. — Для чего мне лгать? Только представь себе, чего ты добьешься, обладая такой скандальной тайной! Ты сможешь обвинить меня в супружеской измене, заявить, что Генрих Плантагенет — бастард, а не сын Жоффруа Анжуйского. Бастард не может быть наследником. Ты получаешь возможность вылить на меня столько грязи, что люди усомнятся в праве моего сына на наследство.
— Кто мне поверит? — Стефан вырвал руки из ее ладоней.
— Найдутся люди, которые вспомнят, как поспешно я уехала из Англии, без всяких объяснений, без решения совета. Они вспомнят, как я спешила вернуться к мужу, с которым прежде не собиралась жить. А другие могут вспомнить, что мой сын родился на месяц раньше срока, но оказался вполне здоровым и крепким.
— Господи Иисусе! Я это помню, — сдавленным голосом произнес Стефан. — Ходили слухи, что мальчик слишком крупный для недоношенного, и в то время я даже подозревал, что являюсь его отцом… Но люди утверждали, что он — копия Жоффруа Анжуйского, и я выбросил из головы мысли о возможности своего отцовства.
— Копия… кто тебе это сказал?
— Дай подумать… — Стефан начал расхаживать взад-вперед по шатру, ероша руками волосы. — Кажется… король Генрих. Да, точно, именно он.
— Отец помогал мне в этом деле, — призналась Мод. — Я не говорила ему, что ношу твоего ребенка, но он наверняка догадался. Он никогда не сказал бы ничего, что могло навести тебя на подозрения.
Расширенными от потрясения глазами Стефан вглядывался в лицо Мод, пытаясь убедиться в правдивости ее слов.
— Все же я не могу поверить, что ты оказалась способна на такой обман.
— И ты обвиняешь меня в обмане? Разве ты сам только что не предупредил меня, что тебе нельзя доверять? Что ты используешь в своих целях все, что я тебе скажу? Можешь ли ты поклясться мне здесь и сейчас, что если бы я сказала тебе правду раньше, ты не использовал бы ее, чтобы приблизиться к трону? С таким оружием тебе едва ли понадобилось бы лжесвидетельство!
Стефан побагровел и опустил глаза.
— Откуда я могу знать сейчас, что я сделал бы тогда? Впрочем, нет, не могу я дать тебе такой клятвы. — Он глубоко вздохнул. — Разве Жоффруа Анжуйский допустил бы, чтобы его наследником стал сын другого мужчины? Наверняка этот гордец ославил бы тебя на всю Европу.
Мод старалась говорить спокойно и уверенно, хотя кровь бешено стучала у нее в висках.
— Когда честолюбие и гордость вступают в борьбу, кто может предсказать победителя? Жоффруа мог кое о чем подозревать, но он хотел прибрать к рукам Нормандию и Англию, поэтому не мог на весь мир выставить себя рогоносцем. Мы уже никогда не узнаем, что думал Жоффруа, но он был для Генриха настоящим отцом.
Стефан упал на стул.
— Не могу поверить, — устало проговорил он. — Герцог Нормандии, мой заклятый враг — на самом деле мой сын? Ты, кого я любил больше всех на свете, обманула меня? Весь мой мир перевернулся с ног на голову. — Он закрыл лицо ладонями.
Со вздохом сочувствия Мод села рядом с ним.
— Не довольно ли взаимных упреков? Если бы не возникла такая насущная необходимость, я никогда не открыла бы тебе свою тайну. Мы с тобой оба виновны в равной мере, Стефан. Мы оба — в ответе за все, что произошло. Можем ли мы простить друг друга и начать все с начала?
Стефан уронил руки, и Мод заметила горечь в его глазах.
— Значит, ты считаешь, что теперь у тебя появился способ заставить меня подписать договор. Тебе легко говорить о прощении и предлагать начать все с начала. Но я поклялся Матильде, что не буду знать покоя до тех пор, пока не обеспечу Эвстейку корону. Ты предлагаешь мне нарушить еще одну клятву?
Какое-то мгновение Мод молчала, а затем произнесла: