Роковая корона - Страница 165

165

— Какая бессмысленная жестокость! — закричал Филипп. — На такое злодейство способны только анжуйцы! — В его темных глазах заблестели слезы. — Стефан не простой преступник, он — король Англии! Это все дела моей тетушки Мод, ненавижу ее!

— Если ты произнесешь еще хоть слово, Филипп, я всыплю тебе розог сию же минуту, и, клянусь Христом, ты не скоро забудешь это! — закричал Брайан, угрожающе поднимая руку.

Такая вспышка была настолько нехарактерна для хладнокровного, уравновешенного Брайана, что Стефан не знал, что и подумать. Постепенно ему становилось ясно, что Брайан, вероятно, не вполне согласен с остальными и если бы вместо него приехал Честер, то цепи оказались бы не только у него на ногах, но и на руках. Возможно, его бы даже пытали. Брайан по-своему, не нарушая данных ему указаний, пытался облегчить положение Стефана. «Спасибо тебе, старый друг», — подумал он, но промолчал, зная, что при любой его попытке выразить свою благодарность Брайан будет горячо отрицать малейшее проявление сочувствия.

— Объясни все-таки, что вызвало такие действия? — попросил Стефан.

Брайан, избегая взгляда Стефана, покачал головой. Стефан догадался, что планы приверженцев Мод расстроены. С прошлой весны, с тех пор, когда он разрешил архиепископу Кентерберийскому поддержать свою кузину, никто, даже графиня Глостерская, не рассказывал ему, что происходит в мире. Он изголодался по новостям и только теперь наконец узнал, что Мод не коронована, и, должно быть, столкнулась с трудностями.

Четверо стражников, Брайан и двое сыновей Роберта покинули темницу. Дверь за ними громко захлопнулась, и в замке заскрежетал ключ. Раздались звуки удаляющихся по коридору шагов и покашливание стражника, занявшего свой пост у темницы.

Стефан никогда в жизни не был так одинок. Впервые с тех пор, как он покинул Блуа, ему казалось, что у него нет будущего. Что его ждет? Его собираются убить? И потому посадили в это гиблое место? Мод никогда не отдала бы подобного приказа, но, может, это сделали другие без ее ведома? Маловероятно, но кто знает? Возможно, его будут прятать здесь до конца жизни? Внезапно Стефан вспомнил, как его дядя, король Генрих, двадцать восемь лет держал своего старшего брата Роберта, герцога Нормандского, заключенным в уэльской крепости.

Стефана затрясло, как в лихорадке. Двадцать восемь лет! Боже милосердный! Мысль об этом была невыносимой. Лучше умереть! Стефан засунул в рот кулаки, чтобы удержаться от крика и не опозориться перед стражником, стоявшим за дверью. Перекрестившись, он упал на колени и стал молиться.

В конце концов Стефан потерял ощущение времени. Он не знал, сколько дней прошло с тех пор, как его посадили в подземелье, и с трудом мог вспомнить, на что похожа нормальная жизнь. Весь его мир заключался в пространстве между стенами темницы и времени, когда ему приносили пищу. Определить, день ли это или ночь, можно было лишь по полоске света в щели стены. Видел он только стражников, которые часто менялись, чтобы, как предполагал Стефан, он не смог завязать с кем-нибудь из них более тесные отношения. Иногда, когда он ел, стражники вступали с ним в короткий разговор, но по большей части низвергнутый король Англии пребывал в полном одиночестве.

Лицо его покрылось колючей щетиной, все тело ныло, коленные суставы дьявольски болели, будто кости пропитались сыростью. Одежда его стала грязной и начала дурно пахнуть, а на теле не осталось места, которое не чесалось бы от укусов вшей и клопов. Временами ему казалось, что он продал бы душу за горячую ванну.

Однажды ночью, проснувшись от громкого шума, Стефан сел, ожидая, что сейчас увидит глаза огромной крысы, в темноте забравшейся в его камеру. Дверь открылась, и вместо стражника Стефан с удивлением увидел Филиппа с зажженным факелом в одной руке и кувшином в другой.

— Сир, у вас все в порядке? Вас хорошо кормят? Здесь так холодно, у вас есть чем укрываться?

Звук взволнованного голоса Филиппа был слаще песен трубадура.

— Все в порядке, насколько это возможно, Филипп, — сказал Стефан. — Еды достаточно, но еще одно одеяло пришлось бы очень кстати; и еще я очень скучаю по моим тренировкам. Сменить одежду также не помешало бы. — Он вгляделся в темноту коридора. — Где стражник?

— Я подкупил его, чтобы он позволил мне несколько минут побыть с вами наедине. Он знает, что я не принес с собой ни зубила, ни молотка, чтобы разбить цепи и освободить вас.

Филипп вставил факел в железную скобу, прикрепленную к стене, опустился на колени на солому и протянул Стефану кувшин.

— Здесь немного вина, сир, больше я ничего не рискнул принести.

Стефан, весьма тронутый, улыбнулся.

— Ты смелый парень, Филипп, раз не побоялся прийти ко мне. Если это раскроется, ты будешь примерно наказан.

Он взял кувшин обеими руками и стал жадно пить. Вино было низкого сорта, горчило на языке, но ничто в жизни не казалось Стефану таким сладким.

— Как долго я здесь пробыл?

— Пять дней, сир. Я пришел бы раньше, но милорд Уоллингфорд все время находился в замке, усиливая охрану и укрепляя подступы к нему. Он уехал только позавчера.

— Клянусь Рождеством Христовым, кажется, будто прошла целая жизнь. — «Только пять дней, — подумал Стефан, — пять жалких дней, а я уже не знаю, как вынести еще хотя бы час».

— Это преступление — то, что они с вами сделали, сир, — прошептал Филипп, и голос его задрожал от негодования. — Ваше унижение для меня невыносимо. Я никогда не прощу ни отца, ни тетку — и никогда не признаю ее королевой.

165