Мод была почти не в состоянии есть и вскоре стала бледной и вялой. Спала она плохо, ночь за ночью проводила в постели без сна и не могла думать ни о чем другом, кроме своей прекрасной жизни с Генрихом.
В июне Мод пригласили на церемонию коронации нового императора, но она отклонила приглашение. Для нее самой оказалось потрясением то, насколько сильно она привязалась к своему прошлому. Сможет ли она вообще когда-нибудь привыкнуть к новой жизни? Ей всегда нравилось участвовать в значительных событиях, она была счастлива, что на нее падает отблеск могущества ее величественного супруга. И теперь, обнаружив, что она уже больше не участница событий, а всего лишь зритель, Мод затосковала вдвойне и как-то раз сказала няньке Олдит, что в двадцать три года жизнь ее практически окончена.
— Что за чепуха! Ты не ценишь своего счастья, — возмутилась Олдит. — Император оставил тебе в наследство огромное богатство, в Германии все тебя почитают и уважают. Скорбь не может длиться вечно. Быть может, со временем ты найдешь подходящего жениха…
— Никогда, — перебила ее Мод. — За кого я могу выйти замуж после императора?
— В море плавает рыбка получше той, что когда-то попадалась в сети рыбака, — твердо ответила Олдит.
Мод чувствовала себя слишком усталой, чтобы спорить.
Некоторое время спустя она получила письмо от отца с официальными соболезнованиями и с неожиданным требованием немедленно возвращаться на родину. С этой поры, как писал отец, Нормандия должна стать ее домом; король Генрих всегда любил свою дочь, а теперь желал видеть рядом с собой единственного оставшегося в живых ребенка покойной королевы. Он мечтал о том, чтобы Мод скрасила его преклонные годы.
— Любил меня? Что-то я никогда не замечала особых проявлений этой любви, — удивленно произнесла Мод. — Хотела бы я знать, что стоит за его приглашением.
— Когда лиса толкует о морали — береги гусей, — мрачно пробормотала Олдит. В ее жилах текла саксонская кровь, и она никогда полностью не доверяла нормандскому королю. Вся любовь и преданность старой няньки всецело была отдана покойной матери Мод.
Но теперь Мод была готова поспорить с ней. Ведь она не виделась с отцом уже четырнадцать лет, с тех пор, как покинула Англию. Редкие письма от него приходили только в необычных случаях: повторный брак короля Генриха, состоявшийся четыре года назад; принятие Робертом, единокровным братом Мод, власти над графством Глостер, его женитьба и рождение сыновей.
Однако, несмотря на все приятные воспоминания об Англии, единственным родственником, вызывавшим у нее теплые чувства, был Роберт. В настоящее время Мод испытывала не такое уж сильное желание посетить родные края, не говоря уже о том, чтобы поселиться там.
Она поблагодарила отца и объяснила, что не хочет покидать Германию и не видит веской причины, по которой это следовало бы сделать. Очень скоро король прислал ответное письмо, в котором настаивал на необходимости ее срочного возвращения в Англию, но так и не сообщал, почему Мод должна спешить. Как можно тактичнее Мод снова решительно отказалась, написав, что германские друзья не желают отпускать ее и что она удобно устроилась. Отправив это письмо, Мод решила, что с вопросом возвращения в Англию покончено.
Месяц спустя, в начале августа, в маленький дворик баварского замка Мод въехал отряд нормандских рыцарей и лучников.
— Мы прибыли, чтобы сопровождать вас в Нормандию, — объявил командир отряда, вручая Мод свиток пергамента.
Это было официальное послание от короля Генриха, в котором отец напоминал дочери, что бездетная вдова, каковой она в настоящее время оказалась, подпадает под опеку ближайшего родственника мужского пола, каковым в данном случае является он сам. Далее король Генрих сообщал, что в этом вопросе закон на его стороне и ни один германский чиновник, ни даже сам новый император не посмеют противиться его решению. Мод надлежало немедленно отправляться в Нормандию.
Потрясенная, Мод выронила свиток на плиты мощеного двора. Она прекрасно знала законы, касающиеся вдов. Просто ей никогда не приходило в голову, что отец способен так с нею поступить.
— Но я до сих пор соблюдаю траур по покойному мужу, — возразила она. — Отец не имеет права так бесцеремонно вмешиваться в мою личную жизнь. Что будет, если я откажусь?
Командир бесстрастно ответил:
— Мне поручено сообщить вам, что в случае вашего отказа король Генрих уполномочил меня доставить вас к нему силой. — Он немного помолчал. — Но я убежден, что до этого дело не дойдет, госпожа.
Мод была в ужасе. Доставить ее в Англию силой? Голова раскалывалась от внезапной боли, она изо всех сил старалась не уронить достоинства перед посланником отца.
Душа ее была полна бессильного гнева. Для короля не имело значения, что сердце его дочери принадлежит Германии, что в случае отъезда ей придется отказаться от всего имущества, которое досталось ей в наследство от императора. Представив себе, что, если она начнет сопротивляться, ее просто свяжут, как гусыню на рынке, и запихнут в паланкин, Мод поняла, что это даже страшнее того, что теперь она всецело находится во власти отца. Как и прежде, когда ей приходилось иметь дело с королем Генрихом, у Мод не оставалось другого выбора, кроме покорности и послушания. К вечеру голова разболелась настолько, что она не могла заснуть и была вынуждена принять снотворный настой белого мака.
— Как бы ты себя ни чувствовала сейчас, возможно, это — самое лучшее из всего, что с тобой могло бы произойти, — сказала на следующий день Олдит, обрадованная возможности вернуться в родные края. Укладывая коробки и упаковывая седельные сумки, она искоса взглянула на Мод. — Что-то твоя хандра чересчур быстро закончилась!