Роковая корона - Страница 112

112

— Не совсем. Еще нет.

— В самом деле? — Стефан, оживившись, перевел взгляд с одного на другого.

— Ты помнишь инцидент прошлого мая, когда Жоффруа атаковал королевские крепости? — спросил Брайан.

— Очень хорошо помню. Об этом до сих пор говорят в Лондоне.

— Могу себе представить. Так вот, Мод вернулась в Анжу, чтобы попытаться образумить мужа. Благодаря ее вмешательству Жоффруа согласился вернуть все крепости, но до сих пор даже не пошевелился, чтобы сделать это. Когда Мод покидала Нормандию, король был в ярости. Он считал, что место дочери рядом с ним, и до сих пор не простил ее.

— Но, к счастью, к Новому году Мод собирается приехать в Руан с обоими детьми, — добавил Роберт. — Это будет сюрпризом для короля и залечит рану в их отношениях.

— Уже поздно. Стефан проделал долгий путь, — сказал Брайан. — Пойдемте отдыхать, чтобы к завтрашней охоте быть бодрыми.

Лежа на соломенной постели, Стефан обдумывал все, что он услышал о Мод и ее отце. Ему пришло в голову, что для него будет очень выгодно, если король умрет, пока Мод находится в отдалении. Но если этого не произойдет до Нового года, в течение ближайших четырех недель, он ничего не приобретет. Почувствовав раскаяние, Стефан прогнал от себя недобрые мысли и погрузился в сон без сновидений.

На следующий день небо было чистым, мягко светило солнце. Охотники выехали в полдень, к ним присоединились близнецы де Бомон, выехавшие за день до этого из Мулэна. К вечеру охотники, подстрелившие двух оленей, несколько уток и пару зайцев, спешились у королевской хижины на краю леса. Одного оленя освежевали, заднюю ногу его насадили на вертел над пылающим костром из яблоневых веток, и вскоре восхитительный аромат жареного мяса наполнил воздух.

Вечер был тихий, и король Генрих решил поужинать на свежем воздухе. Слуги расстелили белоснежную скатерть на покрытой мхом земле, разложили подносы и расставили блюда с паштетом из щуки и вареными миногами, привезенными прямо из дворцовой кухни, а также деревянные тарелки с жареной крольчатиной и ломтиками копченой оленины. Солнце опустилось за пурпурные вершины холмов на западе. Потемневший лес стал сине-зеленым, в вечернем воздухе потянуло прохладой. Рычали и грызлись между собой гончие. Бутыли с вином и медом вновь и вновь ходили по кругу, и все громче раздавался смех. Любимый менестрель короля настроил лютню и запел известную в тавернах песню.

По ту сторону костра, поодаль от остальных, в тени большого дуба сидел король Генрих, укутанный в длинный черный плащ, подбитый медвежьей шкурой. Стефан заметил, каким слабым и болезненным выглядел его дядя: тонкая кожа обтягивала кости, потускневшие глаза слезились. Он не смог сдержать дрожи при мысли, что в конце жизни то же самое ожидает и его. «Я бы скорее предпочел погибнуть в сражении, — размышлял он, — чем дожить до такого состояния. Клянусь Рождеством Христовым, королю лучше умереть, чем влачить столь жалкое существование».

Боковым зрением Стефан заметил, как слуга тайком поднял с земли деревянную чашу с вареными миногами, которые подогревались у огня, быстро оглянулся и пошел вокруг костра к тому месту, где в одиночестве сидел король. Все были увлечены пением менестреля, и никто не обратил на это внимания. «Прожорливый старик», — подумал Стефан. В самом деле, ведь король знает, как миноги действуют на его желудок, и должен стыдиться своего поступка. Он встал и направился к Генриху, обойдя костер. Слуга исчез.

— А, племянник, — сказал король, когда Стефан приблизился. — Очень удачный день. Тебе известно, что я сам убил одного оленя?

Стефан видел, как король прицеливался в оленя, но знал, что в действительности зверя свалила стрела Роберта.

— Огромный подвиг, сир, — ответил он и указал на прикрытое блюдо. — Я чую, это вареные миноги?

Король заворчал:

— А если и так? Мои лекари строго запрещают их есть, но что они понимают? — Он поднял деревянную крышку, и его язык жадно высунулся между бескровными губами.

Стефан попытался мягко остановить дядю.

— Но, сир, вы заболеете, если съедите рыбу. Позвольте мне унести этот соблазн.

Он потянулся к чаше, но король остановил его руку.

— Разве я не хозяин в собственном доме?

Отсветы костра бежали по лицу Генриха, как волны, накатывавшие на темный берег. Он демонстративно погрузил пальцы в чашу и засунул кусок рыбы в рот.

— Пища богов, — сказал он, облизывая пальцы. — Эти медицинские светила говорили мне, что я должен был умереть еще пять лет назад. А я вот живу.

«Как легко было бы забрать у него рыбу», — думал, колеблясь, Стефан. В душе бушевали противоречивые чувства. Любовь и благодарность к дяде, который осыпал его почестями и богатством, боролись с обидой из-за того, что он оставил его без короны. В конце концов Стефан протянул руку, чтобы убрать блюдо.

— До сих пор я обманывал смерть, — пробормотал король, с удовольствием жуя рыбу и на удивление сильно удерживая руку племянника. — Оставь меня в покое.

Не в силах помешать ему, Стефан, завороженный ужасом, наблюдал, как король снова и снова запускал руку в деревянную чашу, пока не выскреб ее дочиста. Потом он запил последнюю миногу большой кружкой вина и вытер рот тыльной стороной руки.

— Видал? — спросил он, громко рыгнув. — Никаких дурных последствий.

Стефан вяло улыбнулся. «Теперь действительно все находится в руках Господа», — подумал он, освобождая себя от ответственности за все произошедшее. В тревожном ожидании он сидел рядом с королем, но тот был безмятежен и невозмутим. «Миноги на него все же не подействовали», — с облегчением и вместе с тем разочарованно подумал Стефан.

112